ДОСТОЕВСКИЙ 🌿200🌿 Часть 2. ДОСТОЕВСКИЙ и ЛЕРМОНТОВ: СТРАННАЯ НЕЛЮБОВЬ.

ДОСТОЕВСКИЙ 🌿200🌿 Часть 2. ДОСТОЕВСКИЙ и ЛЕРМОНТОВ: СТРАННАЯ НЕЛЮБОВЬ. «Лермонтов мог бы присутствовать на открытии памятника Пушкину в Москве, рядом с седоволосым ТУРГЕНЕВЫМ, плечом к плечу ― с ДОСТОЕВСКИМ, ОСТРОВСКИМ. Будь это так, ни Тургенев, ни особенно Достоевский не удержали бы своего характера, и их литературная деятельность вытянулась бы в совершенно другую линию, по другому плану. В ЛЕРМОНТОВЕ СРЕЗАНА БЫЛА САМАЯ КРОНКА НАШЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ, ОБЩЕЕ ― ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ, а не был сломлен, хотя бы и огромный, но только побочный сук. В поэте таились эмбрионы таких созданий, которые совершенно в иную и теперь не разгадываемую форму вылили бы ВСЁ наше последующее развитие. КРОНКА БЫЛА СРЕЗАНА, И ДЕРЕВО ПОШЛО В СУКИ…» (РОЗАНОВ В. В. «Вечно печальная дуэль») Несмотря на мнение самого Достоевского, что вся плеяда писателей второй половины XIX века, к которой он причислял и себя, есть прямое порождение пушкинской поэзии, ясно видно, что по психологическому характеру его романы и повести теснее примыкают к «Герою нашего времени», чем к повестям Пушкина. Надо сказать, что все писатели послепушкинского периода боготворили Пушкина, и считали свое творчество прямым порождением пушкинской поэзии. Лермонтов благоговел перед Пушкиным, может быть, более других, но, в отличие от этих других, которым очень хотелось занять второе место, сразу за «солнцем русской поэзии», сам Михаил Юрьевич никогда не обронил даже намека на свое ОСОБОЕ место в русской словесности. Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ на протяжении своей творческой жизни выказывал, по недоуменному замечанию Розанова, «несомненную нелюбовь к Лермонтову». Это было для Василия Васильевича тем более странно, что он был глубоко убежден, что его любимый писатель Достоевский вышел не из «Шинели» ГОГОЛЯ, а из творчества другого его любимого писателя ― ЛЕРМОНТОВА, подчеркивая, что «только "Бедных людей" мы можем вывести из "поправленной" "Шинели"; но ведь НЕ в "Бедных людях" особенное, новое, ХАРАКТЕРНОЕ У ДОСТОЕВСКОГО; и что же из его "карамазовщины" мы могли бы отнести к Гоголю? К которым гоголевским фигурам могли бы приурочить длинные размышления Раскольникова, порывы Свидригайлова, судьбу Сони Мармеладовой и… включительно до "Легенды об инквизиторе" <…> Напротив, эти писатели <Достоевский и Толстой> имеют РОДСТВЕННОЕ СЕБЕ В ЛЕРМОНТОВЕ, и, собственно, искаженно "пойдя в сук", они раскрыли собою лежавшие в нём эмбрионы». Эту мысль Розанов доказывал в многочисленных своих статьях о Достоевском и Лермонтове. А истоки «темы всего Достоевского в РЕЛИГИОЗНОЙ ЧАСТИ его движения» Розанов видел в строках Лермонтова: Дам тебе я на дорогу Образок святой; Ты его, моляся Богу, Ставь перед собой… Розановская концепция нашла отклик у многих мыслителей и критиков. Вячеслав ИВАНОВ —поэт-символист и философ, «человек великой учености», которого А. Ф. Лосев считал «Данте XX века» — писал в 1916 году в своей большой работе «Борозды и межи» (Вячеславъ Ивановъ ДОСТОЕВСКІЙ и РОМАНЪ-ТРАГЕДІЯ // Иванов В. И. Борозды и межи. ОПЫТЫ ЭСТЕТИЧЕСКІЕ и КРИТИЧЕСКІЕ., М.: Изд-во „Мусагетъ“,1916): «Связь Достоевского с великими русскими предшественниками кажется мне лишь общеисторической <…> Гоголь мог воздействовать на Достоевского только в эпоху «Бедных людей». Напротив, роман ЛЕРМОНТОВА, с его мастерскою пластикой глубоко задуманного характера, с его идейною многозначительностью и зорким подходом к духовным проблемам современности, не мог не быть одним из определяющих этапов в развитии русского романа до тех высот трагедии духа, на какие вознес его Достоевский». Эта точка зрения В. И. Иванова осталась неизменной и через 30 лет в очерке «Lermontov», написанном на итальянском языке в 1947—48 гг. для сборника «I protagonisti della letteratura russa» и опубликованном уже после смерти Вяч. Иванова, в 1958 г. в Милане. На то, что Достоевский и Толстой своим тонким психологизмом обязаны Лермонтову более, чем Пушкину, обращал внимание и С.Н. Дурылин. Несколько раз к этой теме Сергей Николаевич обращается и в дневнике «В своем углу», подчеркивая, что «”Достоевского” в Лермонтове невозможно не почувствовать: чего стоит один “Лугин” и Ставрогин ― тот же Печорин. До мелочей то же». При этом Дурылин подчеркивает, что «”Достоевский” в Лермонтове живи он до 40 лет, был бы целостней, прекрасней, совершеннее того Достоевского, который жил отдельно в 60–70-е гг.» В своей большой статье «Россия и Лермонтов» (1914–1916) Дурылин указывает на внутреннее писательское родство Лермонтова и Достоевского, поскольку они оба отображали тип личности, одержимой идеей абсолютной свободы вне Бога: «В Раскольникове вычертились оба угла атеистического новоевропейского индивидуализма — и острый, и тупой, вычертились до конца. <…> Но первый Раскольникова увидал и узнал не Достоевский, который его написал, а Лермонтов, который его не читал... На каторге, куда Раскольникова привела его идея, он уверяет себя: «…многие благодетели человечества… сами захватившие власть, те люди вынесли свои шаги, и потому они правы, а я не вынес, и стало быть, я не имел права разрешить себе этот шаг». «Те люди», это, в первую очередь, Наполеон, символ власти над людьми. «Юноша Лермонтов знает все это, — замечает Дурылин, ― всю эту мечту <Раскольникова>, все это умо-и-воле-настроение, весь этот неизбежный соблазн уединенника-самочинца: он не нашел бы ничего нового для себя, если б прочел “Преступление и наказание”: он уже думал об этом и так же: Поверь ― великое земное Различно с мыслями людей: Сверши с успехом дело злое — Велик, не удалось ― злодей. Для философа А. Ф. ЛОСЕВА Лермонтов и Достоевский не только «конгениальны как романисты», в их творчестве он видел и «общие стилистические тенденции», предполагая, что «в 60-е годы XIX века Лермонтов стал бы Достоевским, а Пушкин — Некрасовым». Философ и богослов Русского зарубежья В. Н. ИЛЬИН, говоря, что «лермонтовская проза… одна из самых совершенных в мире», отмечал при этом: «Невидимые нити связывают его Лермонтова с Достоевским». Однако опять подчеркнем, что так смотрели на «внутреннее родство» Достоевского и Лермонтова мыслители. Сам же Достоевский, словно предчувствуя, что последующие поколения будут указывать на несомненное ВЛИЯНИЕ Лермонтова на его творчество, упорно обозначал СВОЕ НЕЖЕЛАНИЕ ПРИЗНАТЬ ЭТО ВЛИЯНИЕ. Подтверждение слов Василия Васильевича о нелюбви одного гения к другому можно найти и в «Дневнике писателя», и в аллюзиях в «ЗАПИСКАХ ИЗ ПОДПОЛЬЯ», где Подпольный парадоксалист ощущает себя Печориным, при внешности и возможностях Акакия Акакиевича; в исповедальной форме произведения видно влияние дневника Печорина, а в поведении героя с Лизой ― «психологический эксперимент» Печорина над княжной Мери. Однако первый биограф Достоевского и его секретарь Н. Н. Страхов отмечал в герое «Записок из подполья» некоторые черты характера самого писателя… Но самое удивительное, что в черновых записях Достоевский идет еще дальше и представляет подпольным героем самого Лермонтова (!?): «Направление Лермонтова — причина: урод, кочергу ломал», «Байрон хром, будь его нога пряма — он был бы спокойнее. Лермонтов гнусен. Самолюбие»; «Лермонтов, дурное лицо, в зеркало…» (Записные тетради за 1875–1876 гг.). Какая жуткая неприязнь к давно умершему родоначальнику русского психологического романа… Кроме того, в главе «Поединок» романа «Бесы» при описании ДУЭЛИ СТАВРОГИНА и ГАГАНОВА Федор Михайлович прямо сопоставляет Ставрогина с декабристом Луниным, Печориным и самим Лермонтовым, замечая, что у Николая Всеволодовича «в злобе… выходил прогресс против Л<уни>на, даже против Лермонтова». «Даже» … Это значит, что «злоба Лермонтова» по-Достоевскому — беЗпримерна… Странно так откровенно обозначать свою какую-то иррациональную неприязнь к гению, убитому на взлете своего Дара… А ведь ему были ведомы если не все, то некоторые добрые воспоминания замечательных современников поэта: Ю. Ф. САМАРИНА, А. С. ХОМЯКОВА, проф. Фр. БОДЕНШТЕДТА, А. В. ДРУЖИНИНА… Наш современник Михаил ЖУТИКОВ пишет в своей книге о Лермонтове: "Бог знает зачем удержана в тексте «Бесов» несправедливая эскалация сравнений ЗЛОБЫ Николая Ставрогина – поначалу со злобой «декабриста Л-на» (очевидно, Михаила Лунина), затем… но... процитируем: «В злобе, разумеется, выходил прогресс против Л-на, ДАЖЕ ПРОТИВ ЛЕРМОНТОВА. Злобы в Николае Всеволодовиче было, может быть, больше, чем в обоих вместе…» и т. д. ...остаётся предположить (прости, Господи), что в самом Фёдоре Михайловиче — в этом, по крайней мере, случае – её едва ли меньше. <...> Ставрогин выведен НЕ СИЛЬНЫМ человеком… Это не гадостный Кармазинов (прототипом послужил Тургенев), но тоже со своей пакостью в душе, с поступками прямо вызывающими… Это месть художника? За что??? За гений, которого превзойти возможности нет? и поделать-то ни с убитым, ни с его Печориным уже ничего нельзя?.. (Печорин дважды упомянут в романе в контексте раздраженном.) «Если бы был жив Лермонтов, не нужен был бы ни я, ни Достоевский», – изволил обронить Л.Н. Толстой обдуманную, тяжёленькую фразу. Слишком чувствовал это и Фёдор Михайлович! – и так даже, что ВО ВРЕД ХУДОЖЕСТВЕННОЙ МЕРЕ не удержал яда и брызнул – на ТРАВИМОГО, ОДИНОКОГО, УБИТОГО и никакой такой эксклюзивной злобой совсем не отличавшегося нашего героя. (Правда и то, что «Бесы» писались и правились в страшной спешке; но не выбросил же он это имя из ТАКОГО контекста при подготовке отдельного издания, – хотя, кажется, вообще следовало бы выбросить из всякого, чтоб не обнаружиться…) ____________________________________ Михаил ЖУТИКОВ. НЕВОЛЬНИК ЧЕСТИ Глава из книги «Лермонтов или бабочка Бредбери» Вот еще одно противоречие: Достоевский негативно относился к содержанию творчества Лермонтова, к изображаемой им «больной личности интеллигентного человека, мучимого своим европеизмом...», и предполагал ввести в «Житие великого грешника» анализ отрицательного воздействия романа Лермонтова на чувства и ум юношества, в то время как его Ставрогин – это «продолженный Печорин», по меткому замечанию В.И. Сиротина. Сам Фёдор Михайлович в письме к Н.А. Любимову от марта-апреля 1872 говорит о Ставрогине так: «Это целый социальный тип (в моем убеждении), наш тип, русский, человека праздного, не по желанию быть праздным, а потерявшего связи со всем родным и, главное, веру, развратного из тоски, но совестливого и употребляющего страдальческие судорожные усилия, чтоб обновиться и вновь начать верить. Рядом с нигилистами это ЯВЛЕНИЕ СЕРЬЁЗНОЕ. Клянусь, что оно существует в действительности». Не заметить в этом описании явные черты Печорина может только ленивый и нелюбопытный… Вячеслав ИВАНОВ прямо писал в очерке «Lermontov»: «…Лермонтов не оставил после себя школы, <…> Но это не помешало главному протагонисту его прозаического шедевра, иронически названному «героем нашего времени», пронзенному ледяным отчаянием ПЕЧОРИНУ — ВНОВЬ ВОПЛОТИТЬСЯ В ОБРАЗЕ — правда, СИЛЬНЕЕ РЕФЛЕКТИРУЮЩЕГО и СТРАШНОГО – СТАВРОГИНА…» И тут возразить трудно, действительно, Ставрогин более страшен, чем Печорин. Достоевский видит злобу и желчь у Лермонтова даже там, где их увидеть просто невероятно, для этого нужно иметь какое-то изощренное в своей предвзятости воображение… Так, «ученья любви и правды» лермонтовского «Пророка» он называет «желчью, бичом и ядом», совсем оказавшись глух к евангельским аллюзиям в этом лермонтовским произведении…: «…Федор Михайлович встал, вышел на середину и со сверкающими глазами, с вдохновенными жестами ― точно жрец пред невидимым жертвенником ― читал нам "Пророка" сначала Пушкина, потом Лермонтова. ― Пушкина я выше всех ставлю, у Пушкина это почти надземное, ― говорил он, ― но в лермонтовском "Пророке" есть то, чего нет у Пушкина. Желчи много у Лермонтова, ― его пророк ― с бичом и ядом... Там есть ОНИ! (т. е.: желчь и яд. ― С.Т.)» И ОН ПРОЧЕЛ С ЖЕЛЧЬЮ И С ЯДОМ: Провозглашать я стал любви И правды чистые ученья, - В меня все ближние мои Бросали бешено каменья... ____________________________________________ Тимофеева В. В. (Починковская О.) Год работы со знаменитым писателем. Действительно, каждый слышит лишь то, что ХОЧЕТ услышать… Эту тайну своей странной нелюбви к Лермонтову Достоевский унес в могилу, и мы можем только констатировать факты и приводить цитаты, лишь смутно догадываясь об истинных причинах появления этих фактов и этих слов. По материалам статей Телегиной С. М.: 1. Личность и творчество М.Ю, Лермонтова в литературно-критическом наследии В. В. Розанова // ХЧ/ СПб ДА. 2015. №4; 2. С. Н. ДУРЫЛИН — исследователь творчества М. Ю. Лермонтова// ХЧ/СПб ДА.2014. № 5. 3. С. Н. Дурылин о религиозных истоках поэзии М. Ю. Лермонтова // ХЧ / СПбДА. 2018. №2 (79). Личность и творчество М. Ю. Лермонтова в восприятии П. П. Перцова// ХЧ/ СПб ДА. 2016. №3. В приложении даем фрагмент главы из книги Михаила ЖУТИКОВА «Лермонтов, или бабочка Бредбери», где автор останавливается на описании ДУЭЛИ Гаганова и Ставрогина в романе «БЕСЫ».